Считают, что первым свидетелем появления сифилиса в Европе был доктор Родерик Диас. Он написал книгу об этой болезни, посвятив ее Жоану III, королю Португалии. Книга озаглавлена: «Означенный трактат – плод всех святых, направленный против болезни острова Эспаньола… направленный к общему благу всех страдающих от означенной болезни, называемой в обиходе пианом…» Диас лечил сифилис у нескольких моряков Колумба. Среди них был и лоцман Пинсон из Палоса.
Габриэль Фаллопий, объехавший всю Европу «ради открытия тайн природы», что часто делали средневековые врачи, подражая своим греческим предшественникам, писал относительно происхождения сифилиса: «…среди генуэзцев был Христофор Колумб, коего Петр Мученик, много писавший об Индиях, называет Колоном. Для этого Колумба Фердинанд и Изабелла приказали снарядить фрегат и три полубаркаса, на коих он отправился в Вест Индию. Там было найдено – и это истина – самое лучшее золото, большое количество которого было оттуда привезено в Испанию вместе с великим множеством жемчуга; но среди роз оказался и шип, алоэ, смешанное с медом. Вместе с богатством в трюмах своих кораблей Колумб привез с островов французскую болезнь. Там, на островах Вест Индии, эта болезнь протекает очень легко, как у нас почесуха, но, оказавшись здесь, болезнь эта становится злой и беспощадной, поражая голову, глаза, нос, небо, кожу, плоть, кости, связки и, наконец, все без исключения внутренности».
До недавнего времени медицина считала, что сифилис – это пиан, обнаруженный в Вест Индии. В одной американской книге по популярной медицине, изданной в 1730 году и озаглавленной «Каждый человек сам себе врач или доктор для бедных поселян», сказано: «…и так как симптомы одинаковы, то, вероятно, одна болезнь является просто разновидностью другой. Благочестивые испанцы заразились ею от своих черных любовниц в Вест Индии и имели честь разнести ее по всему остальному миру».
К сожалению, связь между тропической гранулемой (пианом) и сифилисом не так ясна и прямолинейна, как это казалось раньше. Недавние исследования показали, что микроорганизмы, вызывающие пиан, немного, но отличаются от микроорганизмов, вызывающих сифилис. Возможно, индейцы болели и пианом и сифилисом, возможно, что микробы пиана вызывают у европейцев сифилис, а возможно, что источником заражения послужили вовсе не американские аборигены.
Но если сифилис все же был действительно завезен в Европу моряками Колумба, то условия для его повсеместного распространения были просто идеальными. В 1493 году король Франции Карл VIII, который из за размеров своей головы был прозван Большеголовым, а также Горбатым, предъявил свои наследственные права на Неаполь после смерти Карла, графа Майнцского. Неаполитанцы оспорили эти права, и Карл VIII собрал армию наемников, чтобы захватить королевство силой. В августе 1494 года он повел свою армию в Неаполь и вступил в город в феврале следующего года. В конце мая Карл уехал из Неаполя, оставив королевство на попечение Жильбера, графа де Монпансье вместе с войском численностью 6 тысяч человек. Через несколько дней король Фердинанд расторг договор, заключенный с Карлом VIII, и отправил в Неаполь свою армию. В испанской армии находились люди, побывавшие в предыдущем году в Вест Индии и все еще болевшие болезнью, которой они там заразились. Рассказывая о заражении французов сифилисом, Джон Аструк, «врач его величества короля Франции», пишет: «Так что нет ничего странного в том, что многие неаполитанцы заразились тем же расстройством, ибо сражались под теми же знаменами, что и испанцы, и спали с женщинами из того же лагеря. По той же причине зараза не замедлила перекинуться от неаполитанцев или испанцев и на французов, ибо так как счастье войны переменчиво, то населенные пункты часто переходили из рук в руки, и ясно, что французы имели дело с теми же женщинами, с которыми спали испанцы и неаполитанцы, и, таким образом, семена венерической заразы перешли от одних к другим».
В 1496 году оставленный в Неаполе Карлом VIII граф Жильбер умер; армия его пришла в полное расстройство и была изгнана из Неаполя. Те из 6 тысяч наемников, кто уцелел, разбрелись по домам – по всем странам Европы. Их путь был отмечен появлением сифилиса. В 1496 году болезнь пришла во Францию, Германию, Швейцарию, Голландию и Грецию, в 1497 году в Шотландию, а в 1499 м – в Венгрию и Россию. Распространение сифилиса по остальным частям известного тогда мира было связано с именами великих путешественников XV и XVI веков. Васко да Гама на своих кораблях в 1498 году привез сифилис в Индию, в 1505 году европейцы принесли его в Китай, в 1569 году болезнь проникла в Японию. Иудеи и мусульмане, изгнанные Фердинандом и Изабеллой после падения Гранады, принесли сифилис в Африку. Ни одна другая болезнь не распространялась по миру с такой быстротой. С XV века этот дар почти поголовно истребленных аборигенов Эспаньолы стал неизменным спутником цивилизованного белого человека. Сифилис появлялся везде, куда ступала нога европейца. Было верно подмечено, что цивилизация и сифилизация шли рука об руку.
Неоднократно предпринимались попытки прекратить шествие болезни, остановить ее, не пустить в новые страны, но всякий раз такие попытки терпели неудачу. Сначала люди не знали, что сифилис передается половым путем, и считали, что ею заражаются при обычном контакте. Например, кардинала Уолси обвинили в том, что он заразил сифилисом короля Генриха VIII, потому что часто нашептывал ему на ухо. Генрих VIII действительно страдал сифилисом, но источником заражения были, конечно, не слова кардинала Уолси. В 1497 году парламент города Парижа обнародовал указ, согласно которому людям, заразившимся новой болезнью, «под страхом смерти запрещалось общаться с остальными жителями города». Все выявленные больные были изолированы в пригороде Сен Жермен. Тем, кто не был жителем Парижа, было предписано в двадцать четыре часа покинуть город, причем каждому было выдано по четыре парижских су, чтобы помочь больным вернуться «в места и страны, где они родились, или туда, где они проживали, когда заразились, или куда им угодно под страхом смерти». Очевидно, парижанам было все равно, кого заразят пришлые больные, им хотелось уцелеть самим. Далее в указе было сказано: «Никто не получит упомянутые четыре су, если он не чужестранец или если он не покинет город с тем, чтобы никогда сюда не возвращаться». В квартале Сен Жермен скопилось столько народу, что многие не смогли исполнить распоряжение переселиться туда. Тогда был отдан приказ: «Все обнаруженные в городе после обнародования указа больные должны быть брошены в реку». После того как было установлено, что болезнь не передается в результате обычного контакта, эти указы были отменены. Шотландцы, кажется, первыми осознали венерический характер передачи инфекции, ибо уже в 1497 году городской совет Абердина постановил: «Для защиты от болезни, пришедшей к нам из Франции, всем проституткам предписывается бросить свое порочное и развратное ремесло и начать работать для добывания пропитания. В противном случае их щеки будут заклеймены каленым железом, а сами они будут изгнаны из города».
Европейцы, столкнувшись с новой болезнью, были вынуждены спешно подыскивать ей название. Испанцы назвали ее эспаньолской болезнью, итальянцы – французской. Французы – итальянской. Англичане считали новую болезнь французской, русские – польской. Для турок сифилис был французской болезнью, индусы и японцы назвали ее португальской. По некоторым причинам французы несли это малопочетное бремя до тех пор, пока Джироламо Фракасторо, врач, поэт, физик, геолог, астроном и патологоанатом, не написал поэму Syphilis sive Morbus Gallicus («Сифилис, или Французская болезнь»), опубликованную в 1530 году в Венеции. Фракасторо обессмертил себя этой медицинской поэмой и изобретением названия новой болезни. Поэма была посвящена диагностике и лечению этой болезни. Вымышленный герой поэмы Сифилос, свинопас, представлен как первый человек, заболевший сифилисом. По всеобщему молчаливому соглашению на несчастного Сифилоса возложили всю ответственность, что освободило разные страны от их мнимой заботы.
Среди американских колонистов, как и следовало ожидать, сифилис появился поздно. Строгая мораль ранних поселенцев, запрещавшая внебрачные связи, частое совмещение должностей врача, пастора и школьного учителя препятствовали признаниям в венерических заболеваниях. Первая известная вспышка сифилиса в колониях произошла в Бостоне в 1646 году, через двадцать шесть лет после высадки отцов пилигримов с «Мэйфлауэра». Это событие описано в дневнике Джона Уинтропа. Первому случаю заболевания предшествовало необычное природное явление, каковые в те времена часто считались причиной эпидемических вспышек. В данном случае на одной ферме родился теленок с тремя ртами, тремя носами и шестью глазами. Как пишет Уинтроп: «Что означает сие чудо, ведомо только одному Господу, и в свое время он даст нам об этом знать». В следующем году в колонии пришел сифилис! О нем Уинтроп тоже написал в своем дневнике: «В Бостоне явилась отвратительная болезнь, из за которой в городе и сельской местности разразился скандал, хотя и без основательной на то причины». Если верить истории, рассказанной Уинтропом, один местный моряк отправился в плавание; по возвращении его жена заразилась сифилисом. Она родила ребенка, и одновременно на одной ее груди появилась язва. «Вскоре после того, – пишет Уинтроп, – к ней стали приходить соседки. Некоторые сцеживали молоко и позволяли сосать его своим детям (ибо никто даже не подозревал, что она больна). Вследствие всего этого болезнью заразились шестнадцать мужчин, женщин и детей… Было также замечено, что никто из тех, кто ел, пил и спал с зараженными, не заболел, если не совокуплялся с больным или – если это был ребенок – не сосал молоко больной женщины. Возникают большие сомнения относительно того, как могла появиться эта болезнь. Магистрат осмотрел мужа и жену, но не смог обнаружить ничего бесчестного в их поведении. Не было также никаких признаков заражения от каких либо других людей. После расследования совет пришел к выводу, что женщина заболела в результате влияния духа множества мужчин и женщин, сцеживавших ее молоко (так началась болезнь)».
Комментируя эти дневниковые записи, Джеймс Сэвидж написал в 1826 году: «Не важно, соответствует ли то, что изложено в тексте, истине или нет. Главное, что мы видим, – это как невежество наших отцов в этом предмете подтверждает общее мнение об их безупречных манерах». Комментатор, судя по всему, с горечью считает, что к 1826 году в стране осталось очень мало людей с «безупречными манерами».
